Прожив с мужем приличное количество лет, мне волей-неволей приходилось сталкиваться с многообразием его родственников. Порою создавалось впечатление, что новые (т.е. те, с кем мне еще не посчастливилось познакомиться) родственники не кончатся никогда. С каждым годом в моей жизни обнаруживались очередные тети-дяди, внучатые племенники и племянницы, четвероюродные братья-сестры и прочая-прочая мужнина родня. Имея в собственном скромном активе лишь папу, маму, тетю Дашу – мамину сестру и кошку детства Шушу, познавать такое количество народа было слишком тяжело даже для такого коммуникабельного человека, как я. К тому же, каждый, вновь обретенный родственник, считал своим жизненным долгом наведаться к нам в гости, дабы провести ревизию уровня жизни нашей молодой семьи, снабдив меня напоследок длиннющей аннотацией по наиблагоприятнейшему обхаживанию собственного супруга, с коим к тому моменту я имела честь прожить уже не первый год вместе.

Вначале я старалась мило улыбаться, даже когда очередная двоюродная тетушка, смахнув виртуальную слезу наставляла:

- Деточка, нашему Ярику необходима тертая морковка по утрам. Помнится, когда... э-э-э... в восьмидесятом году он гостил у нас, я каждое утро вставала не позже семи, чтобы натереть морковки милому племяннику. Он еще тогда, помниться, сильно животом болел...

Растянув рот в радужном оскале, я искренне посочувствовала родному муженьку, которого патологическая забота любимой тетушки довела до несварения желудка.

Иногда я делала равнодушное лицо, если, к примеру, троюродная сестра бабушки, кряхтя и опираясь на клюку всеми своими двуустами килограммами, брезгливо оглядывала интерьер нашей спальни и возвещала:

- А вы, чой-то, не порознь спите, ече ли?.. Насмотрются всякого секесу по телевизеру и наставют себе кроватей на полкомнаты. Вот в наше время...

На этом месте я пыталась отключить слух и мысленно продумать план предстоящей генеральной уборки перед Пасхой. Так проще было сделать нужную физию.

Иногда я даже пыталась возразить особенно настырным родственничкам, упорно интересующимся на каждом семейном празднике в присутствии не одного десятка человек о моей «способности к деторождению»:

- А то, живете-живете, а деток все нету, вот у бабки Дуси аж десять робетёшек было... Или одиннадцать? Не помню. А у тетки Варвары и подавно: пятнадцать... А вы все только о работе и думаете, окаянные! – обычно так любила говорить старшая сестра моей свекрови.  

Тут я напрягала всю свою природную интеллигентность, чтобы не матюгнуться вслух, и голосом примерной школьницы возражала:

- Ангелина Васильевна, ну что вы, право... Мы с Яриком еще молодые, у нас вся жизнь впереди, успеем еще родить кого-нибудь. Не волнуйтесь!

Думаете после этого они успокаивались?

Апофеозом моей жизни с нескончаемым потоком Яриковых родственников, были встречи с его мамой – Еленой Васильевной.

Заходя в нашу квартиру, как в собственную, в любое время дня и ночи (благо хоть я умудрилась сделать так, чтобы она не получила заветный комплект ключей), моя глубокоуважаемая свекровь, не снимая уличной обуви, прошаркивала прямехонько в туалет, дабы лицезреть сосредоточие данного места, окунувшись в него почти по пояс. Так она блюла степень чистоты сантехники – «разносчика заразы»:

- Унитаз, – вещала она, воздав к потолку гренадерскую длань с вытянутым указательным пальцем, – лицо хозяйки!

Не знаю, шутила ли свекровь. Но, если унитаз – лицо хозяйки, тогда понятно почему у ее супруга (моего свекра) было вечно унылое потухшее выражение, словно он объелся кислой капусты. Кому ж понравится жить с женщиной, у которой физиономия смахивает на шедевр человеческого прогресса фаянсового обличая.

Кстати, уж что-что, а в этом она решительно была права. Внешностью ее бог явно не порадовал. Хотя сама она считала себя эталоном привлекательности и изящества, накручивая термобигуди пальцами, толщиной с приличную сардельку, на крашенные-перекрашенные кудельки то ли фиолетового, то ли синего колера. А ее походка! О, боже! Порхая по двум куцым земляным дорожкам (гордо именуемым в семье – дача!), она была грациозна, как беременная корова накануне отела. Свекру регулярно приходилось подправлять то накрененный штакетник, то выкорчеванный куст малины, походя сбитый «женственным» филейным местом его супруги.

Еще свекровь имела привычку жаловаться на мое невнимание и редкое посещение ее дома. Кстати, она никогда не говорила «наш дом», а исключительно «мой». Очевидно, присутствие свекра считалось с его стороны иждивенчеством приблудной собаки. Впрочем, он особо и не протестовал.

Порой я удивлялась – как человек может прожить бок о бок с такой... м-м-м (я из приличной семьи, из приличной интеллигентной семьи!)... тетенькой добрых четыре десятка лет? Нужно быть святым или, простите, дурачком... Я решила, что за такое количество прожитых вместе годочков, мой свекор просто научился не обращать внимания на злую усмешку природы, именуемую Еленой Васильевной.

Хотя, чего уж там. Одно очевидно благородное дело она все ж таки совершила – родила мне на радость Ярика. Тоже, скажем честно, феномен, достойный подробного изложения в каком-нибудь научном трактате кого-нибудь умного уважаемого седого профессора, страдающего одышкой и десятиединичной дальнозоркостью. Например, «Исследование влияния генетической шизоидной протекции на поведенческую адекватность зрелого человека». О, как!

Мое чудо тридцати двух лет отроду было, по сути, двухлетним ребенком в теле взрослого мужчины. Кстати, он панически боялся наступления тех самых мистических тридцати трех лет, будучи всю жизнь до этого ярым атеистом. Опасный год он планировал провести в землянке сибирской тайги или в молитве возле золотого изваяния Будды в тибетском храме на самом высоком пике тамошних гор.

А еще мой муж носил носки! Скажете, это же вполне нормально – все мужчины, переступив пятилетний барьер, сменяют детские колготки носками? Да, но... Вам не приходилось задумываться, что мужские носки живут своей собственной, независимой ни от кого, жизнью? Тем более от своего непосредственного хозяина.

Иногда я находила свернутые носочки в ящике, где хранится моя, редко используемая косметика, иногда – кукиш хлопчатобумажных кулечков обнаруживался на кухне в шкафу с репчатым луком... Они жили сами по себе, передвигались неведомым образом по квартире, меня место дислокации как заправские партизаны. Самое удивительное, что и Ярик не мог понять причину нахождения собственных носков ни в мешке с кошачьим кормом, ни на журнальном столике под кипой моих глянцевых журналов. Не иначе, что дерзкие текстильные партизаны владели еще и искусством гипноза на хозяина, внушая перенести их на ту или иную позицию, в зависимости от необходимости. Да, впрочем, бог с ними – с носками...

А лет пять назад Ярик заявил:

- Хочу, чтобы ты мной всегда гордилась, милая. Поэтому решил качаться, чтобы всегда быть в форме...

А за спиной моего ненаглядного оказались курьеры из соседнего спортивного магазина. Так мой «шварценеггер» стал обладателем штанги, двух гирь, набора гантелей, беговой дорожки и велотренажера.

Через год муженек, вспомнив бравую армейскую жизнь, занялся выпиливанием из древесины моделей танков, самолетов и всяких там бронетранспортеров (не знаю, как точно называются эти военные монстры).

А еще год спустя я стала супружницей рыболовных дел мастера, сметающего с прилавков суперблесны, мегаспининги и ультрапрочные лески.

Короче, к настоящему моменту, обходя тесные просторы родной квартиры, я то и дело спотыкалась о гири, не опробованные гантели, находила свою новую шелковую блузку на верстаке, расположившемся посредине прихожей, а рядом с баночками моих кремов в холодильнике теснились склянки с трупами каких-то опарышей.  

При всем этом: ни спортом, ни столярничеством, ни рыбалкой мой дорогой ни разу так и не занимался. 

Еще Ярик любит футбол. Это такое коллективное помешательство двух десятков здоровенных жлобов, пытающихся отнять друг у друга мячик и врезать кому-нибудь по морде или между ног. Они потеют, кричат матом, пачкаются в грязи (если идет дождь), сплевывают прямо себе под ноги и тискаются не по-мужски со своими по команде, если вожделенный мячик попадает в гигантскую авоську.

Думаете, Ярик принимает в этом непосредственное участие? Как бы не так. Он за этим... наблюдает! По телевизору. Процесс напоминает греховное действо вуайериста, с последующим нагнетанием обстановки в виде отборных проклятий, негодования, что «наших засуживают», поглощения целой батареи пива с вонючей сушеной рыбой в придачу...

Но, чтобы я не говорила, как бы не иронизировала, как бы не ворчала и не распекала свою вторую половинку,.. когда вечером (или глубоко за полночь, если матч футбола припозднился), я уютно устраиваюсь у любимого мужчины на широком плече, я забываю обо всем... И пусть утром я обнаружу очередную пару ношеных носков где-нибудь у себя в шкатулке с украшениями. Пусть свекровь решит сделать капитальный ремонт в своей квартире и без приглашения поселится у нас на пару месяцев. Пусть мой суженый займется разведением редкой разновидностью земноводных – пипой южноамериканской, заставив всю квартиру банками с ее икринками и многолитровыми террариумами. Пусть футбольные матчи идут нескончаемым рефреном по всем каналом и «наших» традиционно кто-то там будет «засуживать». Пусть...

Зато сейчас, чувствуя чуть шершавое горячее прикосновение любимых ладоней к своей спине, я думаю о том, о чем во времена молодости троюродной сестры бабушки даже не помышляли. И, черт возьми, мне это нравится!